Ознакомительная версия.
Хозяин стал объяснять ей, что бутылка предназначена для поминок…
— Вечером, вечером, — пообещала Тамара и пошла в дом. Хозяин потянулся за ней, явно пытаясь уговорить ее не ждать до вечера.
— …вот и Володя уходит, — были его последние слова, перед тем как он скрылся за дверью дома.
Федя вернулся в комнатку, приготовил одежду на вечер: кроссовки, джинсы, трикотажная майка с длинным рукавом, которая почему-то раньше называлась фуфайкой, потом стал собирать вещи в сумку.
За этим занятием и застала его Магда, бесцеремонно и без стука появившаяся в комнате.
— Пошли, — позвала она.
Впрочем, бесцеремонность ее объяснялась просто. За ее спиной стоял хозяин. Он радостно улыбался и говорил:
— Я ей говорю, что ты вечером уходишь, а она, а она…
— Куда эт мы собрались вечером? — спросила Магда.
— Потом поговорим, — ответил Федя.
На этот раз за столом под навесом собрались только четверо, поскольку пара пожилых отдыхающих уже уехала домой.
Федя сидел рядом с хозяином. Магда и Тамара — напротив.
— Давай, Володя, — сказал хозяин, — наша взяла.
— Ага, ваша, — не преминула подколоть хозяина жена, подмигнув Магде, совсем забыв, что она кавказская женщина.
Хозяин разлил водку в четыре маленьких граненых стаканчика и произнес коротко:
— Пусть земля ему будет пухом.
Федя, помня о том, что сочетание жары и водки может дать ему повторение головных болей, пригубил. Но хозяин, уже расправившийся со своим стаканчиком, заорал:
— До конца, до конца…
И Феде ничего не оставалось, как выпить.
— Вот это по-нашему, — констатировал хозяин.
— По-твоему, — не сдержалась Тамара.
Молча закусили, хозяин разлил остатки.
— Упокой его душу, — сказала Тамара, все выпили и засопели.
Хозяин, посидев немного, вдруг всхлипнул и произнес:
— … такого парня, и-эх…
— Ну, ну, — вмешалась Тамара.
— А их не нашли? — спросила Магда.
— Кто их будет искать, — пробурчал хозяин.
Федя, который от выпитого захмелел, еле сдержался, чтобы не рассказать присутствующим о тех, кто убил Мишку. У него даже рот открылся, чтобы… Но в последний момент тормоз, что сидел в нем со времен службы у Капризной дамы Безопасности, сработал, и слова застряли в горле.
— А Володя наш, — неожиданно сменила тему разговора Магда, — тут женщину завел.
— Да ну, — искренне удивился хозяин.
— А то вы, Борис Михалыч, не знаете, что все мужчины — кобели несчастные.
— Ну уж нет, — ответил хозяин, — я, например, своей жене ни разу не изменил за всю жизнь… ни разу, правда, Тамара?
— У тебя другая страсть, — проворчала жена, выхватывая у хозяина из рук неизвестно откуда появившуюся бутылочку от импортного пива, наполненную прозрачной жидкостью. — Ты что, собираешься всех этой гадостью потчевать?
— Ну помаленьку, — сказал хозяин и потянулся за бутылочкой. Тамара, высоко подняв ее над головой, встала из-за стола и пошла в дом. За ней, как теленок за ведром с молоком, мыча потянулся хозяин.
Федя и Магда остались под навесом одни.
— Где твой сын? — спросил Федя, чтобы опередить вопрос, который собиралась ему задать Магда.
— На пляж ушел с соседями.
— На пляже в жаркий день хорошо…
— Хорошо, — утвердительно произнесла Магда, — не то что некоторым. Ты что, уезжать собираешься?
— Кто тебе сказал?
— Никто, сердцем чую…
— Чувствительное у тебя сердце.
— Не то, что у некоторых.
— Магда, — обозлился Федя, — ты мне скажи, чем я тебе насолил?
— Ничем.
— Ну тогда к чему вся эта злость… Стоит ли переживать, все мужчины одинаковы, уедет один, приедет другой, какая разница…
— Ду-урак.
— Ну вот, за мои же сухари и я же — дурак.
— При чем тут сухари? — не поняла Магда.
«Где уж тебе с твоим провизорским образованием понять, при чем тут сухари», — подумал он, а вслух сказал:
— Магда, ты чего ко мне привязалась? Я тебе обещал что-нибудь и не выполнил своего обещания? Или дал понять, что…
— Ага, — перебила его Магда, — скромника из себя строил, а вчера ночью через забор возвращался.
— Ужасающий пример нескромности, — съязвил Федя, — перелез мужик через забор.
— При чем тут забор, — возмутилась Магда, — ты же у женщины был.
— А ты что, мать родная мне, чтобы переживать по такому поводу?
— Мать! — в запальчивости ответила Магда.
— А раз мать, — неожиданно для себя произнес Федя, — помоги мне в одном деле. Поможешь?
— Помогу, — с готовностью ответила она.
— Письмо я тут одно написал, а надежды, что оно дойдет до адресата, нет. Сможешь отправить его?
— Конечно, смогу, давай письмо.
— Письмо очень личное, его нужно будет отправить только в том случае, если со мной что-нибудь случится… Понятно?
— Понятно, давай письмо.
— Письмо я оставлю на кровати в своей комнате… Если я завтра не появлюсь, ты его бросишь в почтовый ящик в городе, для верности на Главпочтамте, лады?
— Лады.
— Ну тогда до свидания.
Федя поднялся из-за стола и ушел в свою каморку без лестницы.
В комнате было прохладней, чем под навесом. Он лег на кровать, и глаза его закрылись сами собой.
Но долго отдыхать ему не пришлось, скрипнула дверь. Он открыл глаза, на пороге стояла Магда.
— Позволишь? — спросила она.
— Входи…
Гостья прошла в комнату и села на краешек табуретки.
— У тебя неприятности? — поинтересовалась она.
— Пока нет, но скоро могут появиться, — ответил он, а про себя подумал: «Слаб человек и в трудные минуты всегда хочет, чтобы его пожалели, посочувствовали, помогли, а уж если не помогли, то отомстили за него…»
— Я могу тебе чем-то помочь? — обратилась к нему Магда без обычного кокетства.
— Конечно, можешь, — подтвердил он и представил себя суперменом из голливудского фильма.
— Что мне делать?
— Закрыть дверь на крючок…
Перед тем как уйти от него Магда спросила:
— Может, ты никуда не пойдешь сегодня?
— Может, не пойду, — ответил он, — а может, пойду, сие от меня не зависит.
— А от кого зависит?
Он ничего не ответил на вопрос а только показал глазами на потолок.
— А-а, — протянула Магда и, поправив юбку, вышла из комнаты во двор.
Времени до встречи оставалось три часа, но Федя уже совсем извелся и решил не ждать. Он принял душ, оделся, сложил все вещи в сумку, бросил на кровать конверт с письмом Юнакову и вышел на крыльцо.
Во дворе никого не было, он сунул ключ от комнатки под крыльцо, в условленное место, о котором два часа назад рассказал Магде, и пошел из дома. Пес, мимо которого он проходил, не то что ухом не повел, даже глаза не открыл.
Разумеется, он не пошел к универсаму, а двинулся к морю, где долго стоял у парапета возле гостиницы «Приморская» и смотрел на пляжи внизу с купающимися и загорающими людьми, на скользящие по блестящей поверхности воды катера, на единственный пароход на горизонте, уходящий, быть может, в Турцию или Грецию; на красное, опускающееся в море солнце — смотрел, пока в глазах не запрыгали «зайчики» и он перестал вообще что-либо видеть.
Потом он пошел гулять по аллеям набережной мимо гостиниц, ресторанов, кафе, фотографов, снимающих отдыхающую публику на фоне беседок с куполообразными крышами, ребятишек, торгующих мороженым рядом с беседками, мимо шашлычных, из которых исходили запахи специй, дыма и жареного мяса, киосков, продающих газеты и всякую курортную и некурортную всячину.
И этот город с его жителями, большими и маленькими, отдыхающими, богатыми и бедными, с новыми рекламами и старыми плакатами, с объявлениями в стиле «а ля Америка двадцатых годов», с хулиганами, мошенниками, рэкетирами и проститутками показался ему родным и близким, словно он родился здесь, вырос здесь и не собирался куда-либо уезжать.
В восемь часов он был рядом с концертным залом, где добрая тысяча слушателей вокруг зала бесплатно наслаждались пением Аллегровой, приехавшей в Сочи на гастроли.
Федя прослушал до конца песню о младшем лейтенанте, который не знает женскую тоску по сильному плечу, и пошел дальше.
У галереи еще раз посмотрел на часы, до встречи оставалось двадцать минут.
«Если автобуса не будет десять минут, не поеду», — подумал он. Но автобус, которого на остановке ждали полчаса, подошел через минуту.
Билет Федя брать не стал.
«Если меня задержат контролеры, штраф платить откажусь, меня отведут в милицию…»
Но контролеры на этом отрезке пути билеты не проверяли.
«А может быть, она не придет… и все закончится благополучно?»
Но и она была на месте. Ее платьице он увидел издалека…
Все шло, как обычно. Он опять не мог запомнить дорогу, как ни пытался, а она ни разу не оглянулась, уверенно ведя его на самой прочной веревке в мире, веревке, без которой, может быть, не существовал бы и сам мир.
Ознакомительная версия.